Против ветра! Русские против янки - Страница 66

— Опустить оружие! Да, и вы, мисс. Какого черта здесь творится?

— Лейтенант, вы очень вовремя появились. Эта девица пытается сорвать поставку ценного сырья…

— Этот мужлан пытается оставить флот без…

Снова голос. Другой, совсем другой… но похожая сила иногда слышалась в словах отца и старшего брата.

— Тихо. По очереди. Мисс?

— Сэр, видите корабль? Он набит медью…

— Знаю. Мне передали записку… А вот и автор… Добрый день, Джонс. У вас тут семеро разбойников наседают на юную леди с одним слугой, а вы даже не потрудились достать из кармана коллекционный «Ле Мат»?

— Я все ждал, что они начнут повышать цену. Но так и не услышал ни слова про доллары. И куда катится мир? Но я рад, что ты успел, Юджин.

И вот с коня соскакивает офицер. В петлицах — одна шпала. Всего второй лейтенант, всего лишь ополчения. Но пустой рукав видавшего виды мундира — правый! — говорит лучше всяких нашивок: этот человек успел повидать врага. А его всадники… Старики и мальчишки, а держатся, что регулярная часть. И говорит — правильное:

— На все споры о судьбе груза накладываю запрет. До тех пор, пока вся руда не окажется на берегу. Рабочие будут: я объехал все плантации в часе езды отсюда… Десять процентов, как всегда?

Джонс кивнул. В этом заключался один из секретов успеха: он делился долей. Щедро. Впрочем, на сей раз он услышал дополнение:

— И пять процентов сверху… если удастся вытащить все. Платит… Покупатель. Который выяснится позже.

— Принято.

Оказывается, конкуренты в чем-то могут и согласиться…

Начинается знакомая песня про бронзовые бабахи. Капитан сорит красивыми словами: обтюрация, нарезы, износ ствола — все, что у бронзовых дульнозарядок отсутствует. Мальчики смотрят на яркий мундир почти как девочки — с обожанием. А на нее… Поглядывают. Уши у нее, конечно, немного отбиты на стрельбище — зато полигон научил читать по губам.

— Красивая…

— Ага, но для тебя — стара…

Так-то, мисс заводчица. Так что — переводи взгляд на стариков. Эти ворчат, что проверенное оружие верней. Что нынче многовато вдов… и много женщин тащат на себе хозяйство. Что эта вроде своя, хоть и городская. Но каролинка, а не из какой-то Огасты. И надо бы нашептать командиру, чтоб оставил девчонке немного меди. Армия может предпочитать «Наполеоны», но морской завод кормит людей. Далеких, но соседей. Городскую, но родню…

Однорукий хмурится:

— Все разговоры о судьбе не вытащенного на берег имущества запрещаю. Кто против, может убираться и жаловаться — хоть в Коламбию, хоть в Ричмонд. Это приказ.

Капитан из Огасты разыгрывает удивление:

— Вы мне приказываете, сэр? Позвольте напомнить, я старше по званию.

— Ну и что? Ты на нашей земле, приятель. И поэтому решать буду я. Знаешь, мы тут, в Южной Каролине, два раза приказали убираться куче больших шишек. И за право так поступать платим не торгуясь, — лейтенант похлопал по пустому рукаву, — и, если надо, набавим цену.

Несколько слов. Но недоросли с карабинами вспомнили, чем отличается орел со сломанным крылом от индюка…

Потом стали подходить негры с плантаций, и стало не до словесных битв. Снующие лодки, цепочки людей, передающих мешки с рудой к подводам — через отмель и пляж, по которым не проехать. Крик надсмотрщиков, настороженные взгляды в сторону моря.

И, что страшней всего, — сердитый Джимс:

— Хозяйка, так нельзя. «Кольт» массы Хораса тяжелый, не для ваших ручек. Чем плохи коротышки?

— «Дерринджеры»? Я их забыла… не ругай глупую! Вот и думала — как быть, а Норман как раз притащил муфту. Пригодилась!

Но вот над горизонтом встает жирный угольный дым. Две трубы — или два корабля? Нет, корабль один, но большой. Хорошо хоть не монитор… Над гладью бухты разносится тяжелый раскат. Сейчас в бухте встанет столб от разрыва… Нет. Холостой выстрел. Карабины в руках ополчения смотрят в неправильную сторону. На море, не на рабочих. А что плетка или дубинка надсмотрщика, часто — такого же негра, перед одиннадцатью дюймами северной пушки? Тут и револьвер смотрится несолидно. Да и сами надсмотрщики… как бы ни были свирепы, но под пушками не бывали.

Струсили не все, но мгновения растерянности обратили упорядоченное тело рабочей команды в человеческое стадо, бегущее к берегу. Чужой корабль стремительно растет, толпа врезалась в подводы. Теперь неважно, сколько жизней унесет давка и будут ли это только слуги… Главное — отступить сквозь получившееся месиво не сумеет и дивизия ветеранов, не то что рота ополчения.

Теперь, когда паника началась, беглецов не остановит и блеск отточенной стали. Снова тяжелый гул — и снова нет разрывов. Пугают. Пока им этого достаточно. Ополченец лет четырнадцати, что безотлучно торчит рядом с командиром, важно сплевывает на песок:

— Мазилы…

В глазах восторг и ужас разом. Лейтенант не спешит разочаровывать мальчишку, его взгляд обегает пляж. Полоса песка, спереди море, позади болото. Плохо, но янки пока не видят цели. Работы сорваны, и надолго. Корабль — надежно сидит на мели, его не потопишь. Разбить в куски? Долго, а главный калибр ведет отсчет до заветного выстрела, на котором ему взбредет разорваться. Поэтому патруль уйдет. Отправится дальше вдоль берега. Доложит на блокадной станции, и вот тогда можно ждать других гостей. Бронированных. Которые вполне могут себе позволить канонаду, достаточную, чтобы несколько тысяч тонн руды равномерно разбросало по дну залива.

Впрочем, пока мониторы придымят из Порт-Рояла, паника уляжется. От станции подойдут люди с завода, и не только люди. Сорок восемь лошадей — это, конечно, мало. Очень мало для того, чтобы протащить по разбитой подводами дороге хороший сюрприз для одиннадцатидюймовой слоистой брони…